В поисках чуйки, часть первая

Вопрос «почему он не оценил мой блеф и принял огромную ставку на ривере, имея на руках всего-навсего высшую карту?» я задаю сам себе слишком часто. Пожалуй, чаще него задаю только вопрос: «почему я все-таки так по-дурацки ответил на ставку, имея на руках только пару двоек?»

Всякий раз такой факт заставляет меня искать теорию, которая его объяснит. Ответы я нахожу в самых разных сферах – психологии эмоций, социальной психологии, поведенческой экономике, теории игр, логике игрока — «он знает, что я знаю, что он знает» или «я думаю, что он думает, что я думаю» и др.

Всякая такая теория очень убедительна и, безусловно, полезна – мое знание и формализованное понимание себя самого делает меня сильнее. Но всякая такая теория неполна. Часть рассуждений приходится принимать на веру, а такие понятия как «сила воли» или «степень жадности» учету, увы, пока не поддаются. Особенно когда в рассуждениях о ходе конкретной игры появляется понятие «чуйка». Расчет на калькуляторе после игры говорит о том, что я все сделал правильно. А «чуйка» во время игры говорила, что я ошибаюсь.

Можно объяснить самому себе, что у меня был подобный опыт, подобная ситуация, похожая, аналогичная, тождественная в модели — и без всякого осознанного воспоминания «чуйка» подсказывала мне решение, обусловленное прошлым опытом. Это объяснение сколь стройное, столь и невнятное. Я не могу верить и анализировать «бессознательное». Хоть как мне тут быть.

Осталось поставить эксперимент по доказательству существования чуйки.

Эксперимент проходил следующим образом. Оппоненты – начинающие игроки с опытом игры от 3-х до 4-х месяцев, считали, что эксперимент проходит для изучения эмоций во время выигрыша и проигрыша. Игра — безлимитный техасский холдем один на один он-лайн, на наличные и турнир. Игра проходила на реальные деньги, хотя и по небольшим ставкам.

Экспериментатор периодически демонстрировал определенный патерн поведения. Он использовал максимальное время для раздумий перед тем, как совершить свое следующее действие. Это могло «означать» какую угодно руку. Главное – поощрить оппонента после совершения им следующего за сигналом действия. Цель – выработать у оппонента определенное поведение, которое генерирует ожидаемые им последствия.

Если после нашего долго раздумья на флопе и пропуска хода мы сбрасывали карту на его агрессию, мы ожидали, что вероятность агрессии в следующей похожей ситуации будет повышаться и достигнет значений, значительно отличающихся от его «нормы».

Причем наши быстрые действия отнюдь не означали готовность встретить агрессию или проявить ее самим. После быстрого решения пропустить раунд торговли и чужой агрессии мы могли поднять чужую ставку, могли принять ее, но могли и сбросить свои карты. Это важно – наш пропуск торгов не означал однозначной слабости нашей руки.

Наша собственная агрессия тоже могла иметь любое продолжение, мы могли сбросить свои карты, если оппонент поднимал ставку, могли принять его агрессию, но могли и вновь повысить.

Значение должно было иметь только долгое раздумье. И это значение обуславливалось нашим следующим пасом.

Первые несколько раздач игрались очень быстро. Первый сигнал предъявлялся на флопах типа 27J «радугой». После долгого раздумья, использовав максимум времени, мы пропустили торговлю, сказав «чек». Оппонент проявил агрессию, и мы сбросили карты.

Этот сигнал мы оставили достаточно «толстым». Мы несколько раз надолго задумывались на самых разных флопах – простых, «дровяных», потенциально опасных, сложных для игры — и всегда после нашего длительного раздумья сбрасывали карты в ответ на любую агрессию.

Динамика предъявления стимула была разной. Некоторым оппонентам наше «радио молчания» играло в каждой второй раздаче, некоторым – только изредка.

Некоторым оппонентам этот стимул предъявлялся прерывисто, иногда наше долгое раздумье все-таки сопровождалось нашим действиями, оставляющими нас в игре, мы принимали чужую агрессию или даже проявляли свою, играя после чека колл или рейз.

И вероятность агрессии в следующих раздачах при следующих предъявлениях такого сигнала возрастала, к примеру с «нормальных» для оппонента (от 30% до 80%) до 90%-100%.

Легче всего роста агрессии было добиться при частой подаче «сигнала» со слабой прерывистостью.

Очевидно, что такой рост агрессии доказывает, что обстоятельства в виде силы собственных карт оппонента при предъявлении нами стимула имеют все меньшее значение. Мы можем предполагать, что его агрессия вызывалась нашим сигналом и определялась нашей готовностью сбросить карты.

Рост агрессии продемонстрировали все.

Динамика роста агрессии позволяет предположить, что лучше всего интересующее нас поведение вырабатывается в условиях прерывистого, но достаточно частого предъявления нами стимула.

Пока все наглядно, может быть, даже очевидно и ожидаемо.

Во второй части будет рассказано о том, как долго сохраняется агрессивное поведение в условиях, когда предъявляемый нами сигнал перестает сопровождаться «подкреплением», и наше долгое раздумье перестает означать нашу готовность отказаться от дальнейшей борьбы; об эмоциональном восприятии оппонентами изменения характера наших действий, и, самое интересное для автора этих строк – замечали ли они наши «сигналы», запоминали ли их, и указывали ли на эти «лики», «телсы», «палево» при разборе раздач, или у них все-таки работала «чуйка».