1 Концепт мира. Введение.

Введение

Этой статьей я открываю цикл, задуманный мной для изложения концепции мира, сложившейся у меня в течение жизни.

Цикл преследует две основные цели – во-первых, я надеюсь, что найдутся читатели, которые, так же как и я, задумывались над поднимаемыми темами, и которые будут способны конструктивно критиковать предлагаемые к рассмотрению гипотезы, таким образом выявляя какие-то слабые места концепции.

Во-вторых, письменное изложение кажущихся тебе логичными и последовательными воззрений зачастую само по себе позволяет отыскать в них не до конца продуманные моменты, притянутые за уши аргументы и другие погрешности.

Помимо этого, я считаю, что публичное объявление о намерении может оказаться для меня дополнительным стимулом продолжать работать над циклом, что, возможно, несколько оптимистично, но ведь считаю.

Темами для обсуждения будут являться подавляющее большинство вопросов, причисляемых философией к своей вотчине, которые я попытаюсь изложить настолько последовательно, насколько это возможно, с учетом того, что в моей голове эти знания представляют собой не столько последовательность, сколько граф, трудно переводимый в формат последовательности.

Прошу не судить строго слог –  не являясь профессиональным писателем, я не всегда нахожу красочные формулировки и красивые аналогии, однако, считаю, что по сути мне есть что сказать.

Прежде чем приступать к делу, необходимо перечислить набор базовых аксиом и принципов, которыми я старался пользоваться при формировании излагаемой концепции, и на которых будут построены все дальнейшие рассуждения. Набор получился объемным, поэтому я решил его выделить в отдельную статью, которая и возглавит цикл.

Аксиомы

Здесь представлены утверждения, лежащие в основе предлагаемой системы взглядов, доказать которые на текущем уровне наших знаний принципиально невозможно, но без четкого формулирования которых дальнейшие рассуждения будут лишены смысла.

1.      Существование и единственность реальности

Я буду придерживаться того, что существует объективный мир, не зависящий от наличия в нем наблюдателя, причем существует он в единственном числе. Это аксиома выглядит очевидной, однако философы уже пару тысячелетий ломают голову над тем, действительно ли это так. Существует целый раздел философии под названием онтология, основная цель которого – поиск ответа на вопрос «а что, собственно, есть?», и ответ, являющийся темой данного пункта, всего лишь один из возможных.

В этом, кстати, нет ничего удивительного, если учесть то, как мы воспринимаем мир. В наш мозг не поступает свет или звук, он не чувствует вкуса или запаха. Вся информация, которая в него подается, представляет собой набор электрических сигналов, передающихся по пучку нервных волокон, которые распределены во времени определенным образом, независимо от того, какие рецепторы являются источниками этих сигналов. Рецептор – это биологический механизм, преобразующий информацию определенного рода (звук, свет, осязание, менее известная проприоцептивная система и т.д.) в набор таких сигналов.

Давайте проведем мысленный эксперимент. Представим себе некого злого гения, который вдруг ни с того ни с сего решил вынуть из черепной коробки наш мозг, и, обеспечив его необходимым количеством питательных и регулирующих его деятельность веществ, подключил все нервные волокна, подведенные в норме к рецепторам, к генераторам электрических сигналов. Эти генераторы он настроил таким образом, чтобы полностью эмулировать сигналы внешнего мира.  Сможем ли мы отличить созданный таким образом поток сигналов от потока, получаемого от наших рецепторов? Нет, так как между ситуацией, когда поток исходит от рецепторов и ситуацией, когда он генерируется кем-то извне, для мозга нет никакой разницы. В таком случае у нас возникнет ощущение, идентичное тому, которое мы испытываем в повседневном взаимодействии с реальным миром, однако этот мир существовать не будет.

Проведение этого мысленного эксперимента отчетливо показывает, что утверждение, вынесенное в заглавие данного пункта, является именно аксиомой – тем, что принимается на веру, и что доказать его, исходя из наших наблюдений, не представляется возможным. Однако далее я попытаюсь обосновать, что сделать именно такое предположение – выгодно, так как оно позволяет достичь лучшего результата, нежели множество других.

Здесь же позволю себе небольшую, но исключительно важную ремарку: из того, что существует единственная реальность, не следует существование другой философской категории – истины. Истина – это не характеристика мира, а характеристика нашего понимания мира, что, как мы увидим далее, не одно и то же. Истинным или ложным может быть только какое-либо утверждение о мире, но утверждение подразумевает использование для его конструирования языка, а язык является производной мышления, таким образом, между реальностью и истиной всегда существует принципиально неустранимая преграда. Почему эта преграда принципиально неустранима, мы поговорим позже.

2.      Физические законы и свойства Вселенной неизменны в пространстве

Смысл этой аксиомы заключается в том, что мир, находящийся вне пределов нашей досягаемости, подчиняется тем же физическим законам и обладает теми же физическими свойствами,  что и находящийся рядом с нами. То есть эксперименты, проведенные нами, предположим, на Земле, при сохранении условий проведения могут быть повторены в любой другой части Вселенной и приведут к тому же результату.

3.      Физические законы и свойства Вселенной неизменны во времени (принцип актуализма)

Эта аксиома идентична предыдущей, но однородность распространяется не на пространство, а на время. То есть, мы исходим из того, что в прошлом  фундаментальные физические свойства мира оставались такими же, как и сейчас, и останутся такими в дальнейшем.

Определение познания

Прежде, чем перейти к изложению принципов, необходимо ввести определение очередного объекта многовековых философских споров, так же, как и первая аксиома, отхватившего себе целый раздел философии под названием эпистемология. Речь идет о познании.

Определения, предложенные разными философскими школами в разное время, а также считающиеся актуальными на данный момент, как правило, отражают суть познания только с одной его стороны, при этом почти всегда подразумевая, что целью познания является некоторая Истина, либо вообще отказывая познанию в цели. Я предлагаю определить познание следующим образом:

Познание – это построение модели мира или какой-либо его части, единственной целью которого является прогнозирование поведения мира в границах применимости построенной модели.

Ниже перечислены несколько важных следствий этого определения:

1.       Познание не дает нам истинной картины мира, не претендует на это и принципиально не может ее дать, так как построение модели, со стопроцентной точностью задающей и прогнозирующей поведение мира в любой его точке с любой степенью точности на любой срок – задача, сопоставимая по сложности с созданием такого мира, если не большей.

2.       Целью познания не является раскрытие внутренних свойств познаваемого объекта. Это понимание в случае его возникновения в процессе познания является не самоцелью, а побочным продуктом необходимости прогнозирования поведения объекта. Однако чем лучше создатель модели угадал внутреннее строение, тем, как правило, более точно модель будет предсказывать поведение изучаемого объекта, и именно этот факт позволял многим философским школам говорить о «познании истины», да и сейчас позволяет ученым утверждать, что целью науки является «узнавание» реальности.

3.       Согласно эпистемологической классификации форм познания оно делится на:

a.       Научное

b.      Ненаучное, или бытовое

c.       Художественное

d.      Философское

e.      Мифологическое

f.        Религиозное

Применяя предлагаемое выше определение к этим формам, несложно заметить, что мифологическое, художественное и религиозное познание к собственно познанию вообще не относятся и являются формами восприятия. Восприятие отличается от познания тем, что основной его задачей является не практическое применение (в нашем случае – прогнозирование поведения мира), а воздействие на эмоции субъекта.

Различие же между научным, философским и бытовым познанием не качественное, а количественное. Качественное различие проявляется только в подходе к формированию моделей. Научные модели более строго описывают реальность и позволяют сделать намного более точные предсказания, нежели чьи-то бытовые субъективные модели, в силу того, что методы и принципы формирования таких моделей кардинально различаются, однако, цель их создания одинакова. По поводу требований, предъявляемых к создаваемым моделям, мы поговорим в разделе, описывающем принципы их формирования.

Принципы

Перечисленные ниже принципы налагают на формируемые в процессе познания модели требования, позволяющие выделить из всего множества потенциально возможных моделей наиболее полно соответствующие цели познания. Эти требования позволяют различить «хорошие» и «плохие» модели, если под хорошестью иметь ввиду лучшую прогностическую способность.

1.        Внутренняя непротиворечивость

При рассмотрении любой модели можно выделить несколько базовых, принимаемых без доказательства утверждений, из которых выводятся все остальные утверждения. В научных гипотезах и теориях эти утверждения, как правило, прописаны в явном виде и носят название  аксиом.

В моделях житейского опыта, или, в терминах эпистемологии, бытового познания, набор аксиом в явном виде обычно не присутствует, но при детальном разборе модели его можно вычленить и формализовать. В психологии и психиатрии процесс выявления таких аксиом и, в случае их неадекватности, замена на более соответствующие действительности называется когнитивной терапией, во многих случаях подтвердившей свою эффективность. Причем признают эту терапию в том числе и психологи, не являющиеся приверженцами когнитивной модели, из которой она выросла.

Набор базовых аксиом позволяет с помощью правил логики вывести из него некоторые утверждения, которые будут формально верны.  Из таких следствий можно вывести следствия очередного уровня, которые также можно проверить на истинность в рамках рассматриваемой модели. Правило внутренней непротиворечивости говорит о том, что наша модель не должна позволять из одного и того же набора аксиом вывести противоположные, то есть, являющиеся отрицанием друг друга, утверждения.

2.        Критерий фальсифицируемости

Критерий был предложен в начале двадцатого века философом Карлом Раймундом Поппером и предназначался для решения проблемы демаркации – проведения границы между научными и ненаучным теориями.

На тот момент считалось, что научность теории доказывает достаточное большое количество подтверждений ее предсказаний. Поппер справедливо заметил, что астрологические прогнозы в силу неясности формулировки также подтверждаются с достаточно большой частотой, однако наукой это астрологию ни в коей мере не делает.

Он сравнил популярные в то время теории, считавшиеся научными: теорию относительности Эйнштейна, исторический материализм Маркса и теории психоанализа Фрейда и Адлера, и обнаружил, что между ними есть принципиальные отличия.

В первую очередь внимание Поппера привлекло то, что теории психоанализа могут легко объяснить вообще любое поведение человека. Думаю, суть предложенного принципа лучше всего передаст первоисточник:

”Я могу проиллюстрировать это на двух существенно различных примерах человеческого поведения: поведения человека, толкающего ребенка в воду с намерением утопить его, и поведения человека, жертвующего жизнью в попытке спасти этого ребенка. Каждый из этих случаев легко объясним и в терминах Фрейда, и в терминах Адлера. Согласно Фрейду, первый человек страдает от подавления (скажем, Эдипова) комплекса, в то время как второй — достиг сублимации. Согласно Адлеру, первый человек страдает от чувства неполноценности (которое вызывает у него необходимость доказать самому себе, что он способен отважиться на преступление), то же самое происходит и со вторым (у которого возникает потребность доказать самому себе, что он способен спасти ребенка). Итак, я не смог бы придумать никакой формы человеческого поведения, которую нельзя было бы объяснить на основе каждой из этих теорий. И как раз этот факт — что они со всем справлялись и всегда находили подтверждение — в глазах их приверженцев являлся наиболее сильным аргументом в пользу этих теорий. Однако у меня зародилось подозрение относительно того, а не является ли это выражением не силы, а, наоборот, слабости этих теорий?

С теорией Эйнштейна дело обстояло совершенно иначе. Возьмем типичный пример — предсказание Эйнштейна, как раз тогда подтвержденное результатами экспедиции Эддингтона. Согласно теории гравитации Эйнштейна, тяжелые массы (такие, как Солнце) должны притягивать свет точно так же, как они притягивают материальные тела. Произведенные на основе этой теории вычисления показывали, что свет далекой фиксированной звезды, видимой вблизи Солнца, достиг бы Земли по такому направлению, что звезда казалась бы смещенной в сторону от Солнца, иными словами, наблюдаемое положение звезды было бы сдвинуто в сторону от Солнца по сравнению с реальным положением. Этот эффект обычно нельзя наблюдать, так как близкие к Солнцу звезды совершенно теряются в его ослепительных лучах. Их можно сфотографировать только во время затмения. Если затем те же самые звезды сфотографировать ночью, то можно измерить различия в их положениях на обеих фотографиях и таким образом проверить предсказанный эффект.

В рассмотренном примере производит впечатление тот риск, с которым связано подобное предсказание. Если наблюдение показывает, что предсказанный эффект определенно отсутствует, то теория просто-напросто отвергается. Данная теория несовместима с определенными возможными результатами наблюдения — с теми результатами, которых до Эйнштейна ожидал каждый'. Такая ситуация совершенно отлична от той, которую я описал ранее, когда соответствующие теории оказывались совместимыми с любым человеческим поведением и было практически невозможно описать какую-либо форму человеческого поведения, которая не была бы подтверждением этих теорий.

Зимой 1919/20 года эти рассуждения привели меня к выводам, которые теперь я бы сформулировал так:

1.                 Легко получить подтверждения, или верификации, почти для каждой теории, если мы ищем подтверждений.

2.                 Подтверждения должны приниматься во внимание только в том случае, если они являются результатом рискованных предсказаний, то есть когда мы, не будучи осведомленными о некоторой теории, ожидали бы события, несовместимого с этой теорией, — события, опровергающего данную теорию.

3.                 Каждая “хорошая” научная теория является некоторым запрещением: она запрещает появление определенных событий. Чем больше теория запрещает, тем она лучше.

4.                 Теория, не опровержимая никаким мыслимым событием, является ненаучной. Неопровержимость представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а ее порок.

5.                 Каждая настоящая проверка теории является попыткой ее фальсифицировать, то есть опровергнуть. Проверяемость есть фальсифицируемость; при этом существуют степени проверяемости: одни теории более проверяемы, в большей степени опровержимы, чем другие; такие теории подвержены, так сказать, большему риску.

6.                 Подтверждающее свидетельство не должно приниматься в расчет за исключением тех случаев, когда оно является результатом подлинной проверки теории, Это означает, что его следует понимать как результат серьезной, но безуспешной попытки фальсифицировать теорию. (Теперь в таких случаях я говорю о “подкрепляющем свидетельстве”.)

7.                 Некоторые подлинно проверяемые теории после того, как обнаружена их ложность, все-таки поддерживаются их сторонниками, например, с помощью введения таких вспомогательных допущений ad hoc или с помощью такой переинтерпретации ad hoc теории, которые избавляют ее от опровержения. Такая процедура всегда возможна, но она спасает теорию от опровержения только ценой уничтожения или по крайней мере уменьшения ее научного статуса. (Позднее такую спасательную операцию я назвал “конвенционалистской стратегией” или “конвенционалистской уловкой”.)

Все сказанное можно суммировать в следующем утверждении: критерием научного статуса теории является ее фальсифицируемость, опровержимость, или. проверяемость.

Я могу проиллюстрировать сказанное на примере ранее упомянутых теорий. Эйнштейновская теория гравитации, очевидно, удовлетворяет критерию фальсифицируемости. Даже если в период ее выдвижения наши измерительные инструменты еще не позволяли говорить о результатах ее проверок с полной уверенностью, возможность опровержения этой теории, несомненно, существовала уже и тогда.

Астрология не подвергается проверке. Астрологи до такой степени заблуждаются относительно того, что ими считается подтверждающими свидетельствами, что не обращают никакого внимания на неблагоприятные для них примеры. Более того, делая свои интерпретации и пророчества достаточно неопределенными, они способны объяснить все, что могло бы оказаться опровержением их теории, если бы она и вытекающие из нее пророчества были более точными. Чтобы избежать фальсификации, они разрушают проверяемость своих теорий. Это обычный трюк всех прорицателей: предсказывать события так неопределенно, чтобы предсказания всегда сбывались, то есть чтобы они были неопровержимыми.

Марксистская теория истории, несмотря на серьезные усилия некоторых ее основателей и последователей, в конечном итоге приняла эту практику предсказаний. В некоторых своих ранних формулировках (например, в Марксовом анализе характера “грядущей социальной революции”) она давала проверяемые предсказания и действительно была фальсифицирована (см., например, мою работу [22, гл. 15, разд. III]). Однако вместо того, чтобы признать это опровержение, последователи Маркса переинтерпретировали и теорию, и свидетельство с тем, чтобы привести их в соответствие. Таким путем они спасли свою теорию от опровержения, однако это было достигнуто ценой использования средств, сделавших ее неопровержимой. Таким образом, они придали своей теории “конвенционалистский характер” и благодаря этой уловке разрушили ее широко разрекламированные претензии на научный статус.

Две упомянутые ранее психоаналитические теории относятся к другому классу. Они просто являются непроверяемыми и неопровержимыми теориями. Нельзя представить себе человеческого поведения, которое могло бы опровергнуть их. Это не означает, что Фрейд и Адлер вообще не сказали ничего правильного: лично я не сомневаюсь в том, что многое из того, что они говорили, имеет серьезное значение и вполне может со временем сыграть свою роль в психологической науке, которая будет проверяемой. Но это означает, что те “клинические наблюдения”, которые, как наивно полагают психоаналитики, подтверждают их теорию, делают это не в большей степени, чем ежедневные подтверждения, обнаруживаемые астрологами в своей практике. Что же касается описания Фрейдом Я (Эго), Сверх-Я (Супер-Эго) и Оно (Ид), то оно по сути своей не более научно, чем истории Гомера об Олимпе. Рассматриваемые теории описывают некоторые факты, но делают это в виде мифа. Они содержат весьма интересные психологические предположения, однако выражают их в непроверяемой форме.»

Popper К.R. Conjectures and Refutations. The Growth of Scientific Knowledge. London and Henley. Routledge and Kegan Paul, 1972. Перевод с сокращениями: § 1 "Наука: предположения и опровержения А.Л. Никифорова.

В отличие от Поппера, критерий фальсифицируемости я предлагаю применять не только к научным теориям и гипотезам, но и к любой построенной модели реальности, так как несоответствие этому критерию автоматически делает модель неспособной делать предсказания достаточной степени строгости – то есть, сводит прогностические свойства модели к нулю, а значит, для осуществления познания такая модель не подходит.

3.        Бритва Оккама или принцип парсимонии

В отличие от остальных приведенных здесь принципов Бритва Оккама предъявляет требования не к уже построенным моделям, а к самому методу формирования модели в случае такой необходимости.

Принцип широко известен  и обычно подается как сформулированный в 14 веке н.э. монахом-францисканцем Уильямом Оккамом и звучащий следующим образом:

«Не умножай сущности без необходимости»

На самом деле в такой формулировке этот принцип не встречается в трудах Оккама, кроме того, Оккам не является его первооткрывателем, так как он упоминается еще в Аристотелевой логике в составе «принципа достаточного основания».

Суть этого принципа я постараюсь описать подробно, так как большинство людей, ссылающихся на него в дискуссиях, либо трактуют его неверно, либо вообще не понимают, что провозглашает этот принцип и почему он так важен.

В более детальном виде этот принцип звучит следующим образом:

«Выбирая одну из нескольких гипотез, объясняющих некое явление, надо начинать с самой простой из них, и только убедившись в том, что она „не работает“, переходить к более сложной, повторяя эту процедуру до тех пор, пока не будет найдено простейшее удовлетворительное объяснение»

Рассмотрим пример. На острове Пасхи имеются моаи – высеченные из базальта циклопические статуи, вес некоторых из которых превышает десятки тонн. Цивилизация туземцев, населявших остров, в момент их возведения находилась на настолько примитивной стадии развития, что первым рациональным предположением большинства видевших эти статуи было то, что туземцы никак не могли перенести их за десятки километров от каменоломен, и, тем более, установить вертикально. Можем ли мы на основании этого сделать предположение, что статуи установлены инопланетной цивилизацией? Да, конечно мы можем. Но будет ли это предположение наиболее простым объяснением? Нет, наиболее простым объяснением будет множество других, «земных» гипотез происхождения статуй. Тур Хейердал, долго пытавшийся выяснить у туземцев секрет их возведения, в конце концов, добился того, что они продемонстрировали ему технологию их установки, оказавшуюся достаточно простой, хотя и длительной. Пытаясь разгадать туземную технологию, Хейердал руководствовался, скорее всего, сам этого не осознавая, принципом Бритвы Оккама – он не списал моаи сразу на божественное или инопланетное вмешательство, настойчиво выискивая более простое объяснение.

Прошу обратить особое внимание на то, что Бритва Оккама не выводит автоматически из рассмотрения гипотезу об инопланетном происхождении островных истуканов. Она всего лишь ранжирует гипотезы по простоте,  устанавливает приоритет их рассмотрения в соответствии с этим ранжиром и строго запрещает его нарушать, перепрыгивая с простых  гипотез сразу на сложные. Если мы вдруг обнаружим, что, действительно, туземцы в 13-м веке никак, ну вообще никак не могли соорудить эти статуи, мы будем вынуждены перейти к следующей по сложности гипотезе. Это, опять же, вряд ли будет гипотеза об инопланетном происхождении, а скорее всего что-то вроде посещения острова более высокоразвитой земной цивилизацией. И таким способом, отсекая одно за другим более простые объяснения, мы вполне можем рано или поздно прийти к заключению, что да, другого объяснения, кроме инопланетного вмешательства, мы найти не в состоянии, и принять его в качестве рабочей гипотезы.

Чтобы продемонстрировать силу этого принципа, я совершу небольшой кувырок назад – к аксиомам, приведенным выше. Вообще говоря, вторая и третья аксиомы об однородности Вселенной в пространстве и времени являются не аксиомами, а прямым следствием применения принципа парсимонии, в котором роль «излишних сущностей», или усложняющих гипотез, играют предположения о том, что физические принципы функционирования реальности были отличными от сегодняшних, или что в других частях Вселенной действуют другие физические законы. Поэтому с логической точки зрения эти положения представляют собой не аксиомы, а презумпции – утверждения, в которых изначально заложена возможность опровержения, они устанавливают лишь порядок рассмотрения гипотез. В аксиомы я их записал лишь потому, что, во-первых, пока нет никаких предпосылок, позволяющих предположить иное положение вещей, а во-вторых, потому что целью являлось не построение строгой системы, а максимально доходчивое изложение материала.

Несмотря на то, что с применением каждого из этих принципов в жизни и в науке связаны некоторые тонкости, не позволяющие провозгласить их абсолютными законами,  гипотезы и теории, кардинально не соответствующие этим принципам, я старался вообще не использовать при формировании концепции, которую я собираюсь представить.

На этом я заканчиваю изложение базы.

Следующая статья будет посвящена понятию разума и интеллекта, их происхождению и сущности отношений личность-разум.