Нянечка, окончание (рождественская сказка для лудоманов с концом правдивым, но счастливым)

Вот снова мы заболтались — прости великодушно, мой читатель, не отвлекаю тебя больше. Смотри в щелочку, но будь осторожен. Таинственен этот портал. Если смотреть долго, можно увидеть кого-то, знакомого до хохота и отчаяния…
Здесь первая часть
А здесь вторая



Клубится дым табачный, скрыта Игра от любопытных глаз. Через просветы можно рассмотреть игроков. Лица их исполнены мужества. Перед каждым высятся стопки фишек. Размер стеков у всех одинаковый – по 3 тысячи, и только перед Костей мы замечаем стек слегка увеличенный. Он ценит свободу и возможность сыграть по-крупному. Его стек — 150 тысяч. Костя заявил бы и больше, для спокойствия, но вышло бы, что фишки закрывают ему обзор, а Костя придавал некоторое значение выходящим на стол картам и желал их видеть.

Обратите внимание, как разложены фишки перед игроками. Фишки многое скажут о человеке. Опытный психиатр может только бросить взгляд на фишки и сходу составить подробную карту пациента. Да и пытливые студенты многое подчерпнут из таких наблюдений.

Смотрите сами. Вот любовно выложенная то ли Китайская стена, то ли железный занавес – фишки разного достоинства расставлены в аккуратные столбики одинаковой высоты, а излишки педантично сложены рядом. И не надо быть доктором Фрейдом, чтобы угадать характер девиации. Перед вами пациент, навязчиво помешанный на контроле с болезненной склонностью к циклотимии.

Вот другой тип – фишки тянутся высоченной башней прямо к потолку и живо напоминают о Пизе. Кто-нибудь усомнится в жесточайшей детской травме, на фаллической стадии? «Эдипов комплекс» — делает пометку вдумчивый студент.

А третий стек как руины античного храма – все разрушено и растаскано, остатки мрамора и позолоты как память об эллинском проекте. Где эллины и античность – там всегда анальная фиксация.

Разные души-разные стеки-разные судьбы. Люди ничего не расскажут о себе, даже если захотят. Они сами про себя ничего толком не знают. Люди болтают – стеки разговаривают.

*****

С самого отбоя шла напряженная игра, полная взлетов и падений. И вот наконец, когда заря разалелась над дальним окоемом, был объявлен последний круг. Здесь-то все и случилось.

На блайндах были Лёня и Лёха. Игру открыл Костя, привычно поставив полный банк. Никто не любит пропускать последний круг — когда еще удастся посидеть так душа в душу? — все заколлировали.

Вышли два флопа:

Очередь хода была за Леней. Леня медленно посмотрел на борд, окаменел и перевел взгляд куда-то глубоко внутрь своей мятущейся души. В наступившей тишине примолкли даже ночные цикады.

- Банк! – горестно воскликнул Лёня и нервно, как скрипач за смычок, схватился за фишки.
- Колл!…Колл!…Колл!…Колл!
И пусть каждый произнес это сакральное слово со своей уникальной интонацией, вместе они произвели неизгладимое впечатление — четыре мушкетёра защищают крепость ЛяРошель от атаки английских лучников. Дружный стук фишек как звук ружейной канонады укрепил ощущение приступа.

Открылся терн:

Леня потемнел ликом и скрестил руки на груди.
- Оллин! – объявил Леня и мрачно уставился в синеющую даль за окном.
- Оллин!…Оллин!…Оллин!…Оллин! – эхом пропело в ночи, а часы на стене пробили четыре склянки. Глубоко в роще божественный ветер всколыхнул изумрудную траву Просяной плотины.
И пришел ривер:

Настал момент вскрытия. Арсентьич жалобно вскрикнул во сне и беспокойно заерзал на фельдшерской кушетке.

Тяжелое дело вскрытие, чем-то сродни удалению зуба мудрости – долго, мучительно, антропологически бесплодно. Мимо, читатель мой, мимо, что проку в этом? Летим по временной оси туда, где сможем увидеть руки игроков. Что же показали они друг другу?

 
Леня       

Леха       

Костя      

Соловей

Юлик     

Где-то на Рублевке старый дядюшка Ягода оторвал утомленный взгляд от своих мемуаров, тревожно посмотрел в окно и почему-то перекрестился…

*****

Вечер кончился, игроки расходились. Надо было принять таблетки, подготовиться к утренним процедурам итд. Юлик с удивительной для его казалось бы грузной фигуры ловкостью танцевал на столе Камаринского, успевая в такт размахивать новенькой кипой и потрепанным талмудом. Фишки и карты летели со стола в разные стороны – одни как пули, другие как жаворонки.

Костя подбоченясь подсчитывал остаток стека, который склонен был считать выигрышем, что вобщем справедливо для потомка великого грека. Стек, благодаря крупным ребаям, оставался внушительным. Костя был благосклонен и миролюбив.

Леня был грустен и раздосадован. Он проигрывал уже третью сессию подряд со стабильным результатом минус 75 рублей. Угрюмое «Молодцы!» полнило брутальным шепотом пространство девяносто шестой и чутко дремлющее Измайлово.

Леха был сосредоточен. Он заносил результаты сессии в толстенное портфолио, чтобы после завтрака перенести статистику в эксель-файл. Леха оставался безразличен к результатам, но уважал порядок. Он знал точно: парад окончен, когда кони вернулись в стойла, а покерная сессия – когда результаты забиты в эксель.

Всем нашлось что-то по душе в эти предрассветные минуты. И только Соловей сидел одинокий и потерянный на подоконнике, глядя в пронзительное измайловское небо. «Нянечка! Где ты, Нянечка?!» — слезы лились из глаз и стекали по щекам прямо в стакан коньячного спирта, плотно прижатого к тонким обкусанным губам. Нянечка слышала, но пока не могла отозваться. Она была еще далеко, в бархатной глубине галактики где-то между Андромедой и Плеядами…

(Лас-Вегас июнь 2017 – Загорянка январь 2018)